Возьми мою душу - Страница 101

101

— И что же это? — спросила Тора.

— В одном месте Гудни сообщает, что ребенок очень похож на своего отца. Раньше, когда ходили все эти слухи о кровосмешении, я почти поверила, что в этой строке содержится намек на Бьярни или дядю Гудни. Кроме того, она спрашивает, известно ли мне местонахождение одного молодого человека, который очень ей тогда нравился, до моего отъезда в Рейкьявик. Гудни пишет, что хотела бы послать ему весточку. — Лара замолчала. Тора слышала ее прерывистое возбужденное дыхание. — Теперь, став старше, я смотрю на ее слова совершенно иначе. Вряд ли Гудни стала бы с такой любовью рассказывать мне о ребенке, рожденном в кровосмесительстве. Что касается молодого человека, о котором она расспрашивает, то я уверена — он и есть отец Кристин. Он переехал в Рейкьявик вслед за мной, а через год-полтора я случайно столкнулась с ним на улице, попыталась заговорить, но он отшатнулся, сделав вид, будто не узнал. Тогда его реакция показалась мне странной, но сейчас я понимаю причину — он думал, что мне известно о беременности Гудни или о ее ребенке, и испугался. Ничем иным его поведения я объяснить не могу. Он шел под руку с молодой женщиной.

— Кто этот человек? — спросила Тора. — Он еще жив?

— Да, — ответила Лара. — Когда он умрет, все газеты выйдут с траурной полосой. Когда-то он был министром.

Тора непроизвольно сжала трубку. Рука ее вспотела.

— Вы говорите о Магнусе Балдвинссоне? — как можно спокойнее проговорила она.

— Да, а как вы догадались? — изумилась Лара. — Вы тоже его знаете?

— Он сейчас гостит в отеле Йонаса, — сказала Тора и тут же поправилась: — Или уже уехал. Внук приезжал за ним вчера поздно вечером.

— Очень странно, — заметила Лара. — Все эти годы он никогда не оставался здесь надолго. Приедет и в тот же день вернется в Рейкьявик.

— Наверное, решил пожить в родных местах, — предположила Тора, не придумав ничего более вразумительного. — Если он так не хотел ребенка, то, наверное, мог… — Она замолчала, подыскивая подходящее слово. «Взрослого еще как-то можно понять, но ребенка…» —…после смерти Гудни взять дочь на воспитание, — продолжила она. — Или попытаться избавиться от нее, — выдавила Тора, надеясь, что это прозвучит как «передать в другие руки».

— Не знаю, — протянула Лара. Голос ее дрогнул, она уловила тайный смысл сказанного. — Господи, не поверю, чтобы кто-то смог поднять руку на ребенка. Да, Магнус был человеком слабовольным. Но настолько дурным? Я просто не знаю. Я вообще не могу вспомнить никого из местных, склонного к преступлению. Таких людей у нас сейчас не щадят, а в прошлом — тем более. — Лара едва сдержала слезы. — Теперь о вашем вопросе про угольный бункер. О нем я тоже размышляла и припомнила, что обе фермы перешли на электричество незадолго до моего отъезда в Рейкьявик. В то время это считалось роскошью. Бьярни установил электрогенератор возле одного из водопадов, к северу от основной автострады. Не знаю, помогут ли вам мои сведения, но обе фермы тогда же перестали канителиться с углем и бункеры с тех пор не использовались. — Беседа на приземленную тему несколько успокоила Лару. — В коробке, где я храню письма, оказалась старая фотография. На ней изображены мы с Гудни у задней стены фермы. Я рассмотрела ее повнимательнее и увидела крышку от бункера.

— Простите, — перебила Тора, — вы какую ферму имеете в виду? «Креппа» или «Киркьюстетт»?

— «Киркьюстетт», — ответила Лара. — В «Креппу» мы в ту пору нечасто ходили. Бьярни и Гримур почти перестали общаться, разговаривали, насколько мне помнится, только о генераторе, от которого обе фермы питались электричеством.

— Точно такой же угольный бункер имелся и в «Креппе»? — спросила Тора. — Почему же мы не заметили за отелем люк? Может, его скрыла пристройка?

— Нет, она не должна была его скрыть, — возразила Лара. — Если я ничего не путаю, люк находится далеко от дома, за тем местом, где теперь стоит пристройка, — на лужайке, позади отеля. Обе фермы имели одинаковое расположение. Тогда считалось престижным иметь громадный бункер и размещать его подальше от дома. Сваливали уголь в подвалы только бедные. Бункер в отдалении стоил дороже, потому воспринимался еще и как символ богатства. Высшим шиком было иметь два входа в бункер: один через люк, и второй — из подвала дома.

Тора смотрела на Мэтью широко раскрытыми глазами. Беседа с Ларой закончилась, теперь предстояло исследовать подвал дома, чтобы отыскать дверь в бункер. Прежде чем положить трубку, Тора пообещала собеседнице обязательно сообщить, найдется ли дверь в хранилище угля и как пойдут поиски таинственно исчезнувшей девочки.

— Мне нужно срочно позвонить, — бросила она Мэтью, набирая номер тюрьмы. — Потом все объясню.

Тора вспомнила, что Бирна просила Робина сфотографировать стену подвала, но тем не менее не слишком надеялась отыскать в нем дверь. Когда Йонаса подвели к телефону, она сразу заговорила о главном:

— Послушайте, Йонас, мне потребуется пробить одну из стен в подвале старой части отеля. Надеюсь, вы не станете возражать? Да, кстати, как вы там? У вас все в порядке?

Тора, Мэтью и Гульфи стояли напротив подвальной стены, по их общему мнению, выходившей на лужайку, раскинувшуюся позади отеля. Много времени ушло на спор, откуда начинать работу. В конце концов Мэтью поднял Солей к потолку, и та, посмотрев в грязное окно, обрисовала им открывшийся пейзаж. Участники решили, что намеченная ими стена больше других похожа на нужную, изображенную на фотографии Бирны. Придя таким образом к единому мнению, они приступили к делу. Мэтью отложил фотографию и взялся за кувалду. Тора отошла в сторонку, присоединившись к Солей и Сиге, взволнованно наблюдавшим за происходящим. Гульфи встал рядом с Мэтью, готовый перехватить у немца кувалду, когда тот устанет.

101