Возьми мою душу - Страница 56

— А что вы делали в конюшне, если лошадьми не занимаетесь и верхом не ездите?

— Лошадей следует кормить на ночь. Корм им даю я, — пояснил Бергюр, не поднимая глаз. — Для этого не нужно быть наездником.

За годы службы в полиции у Торольфура выработалось много привычек, одна из которых состояла в безоговорочной вере в свою интуицию, особенно во время допросов. Он всем своим нутром чувствовал — сидевший перед ним приниженный человек что-то скрывает.

— Разумеется, разумеется, — отозвался детектив и продолжил допрос: — Почему вы держите лошадей в закрытом помещении? Насколько мне известно, начиная с июня их обычно выпускают пастись на открытом воздухе.

— Мы сдаем лошадей в аренду. Бизнес принадлежит жене. Я просто помогаю ей при необходимости — кормлю животных, убираю в конюшне. — Бергюр откусил заусеницу с пальца на левой руке. — Мы давно собирались выпускать жеребца на пастбище, да все руки не доходили.

Выслушав ответ, Торольфур сделал в блокноте короткую запись.

— Когда вы поняли, что в конюшне что-то не так?

Бергюр пожал плечами.

— Если вы говорите о времени, то точно не помню. Часов я не ношу, телефона, — он кивнул на лежавший между ними мобильник Торольфура, — у меня нет. Могу сказать только примерно — почти сразу как вошел туда. — Бергюр замолчал и громко сглотнул слюну.

— Допустим. Но каким образом вы заметили неладное? Стойло, в котором находится жеребец, расположено в дальнем конце конюшни, и тем не менее вы направились именно туда.

Бергюр снова мучительно сглотнул.

— Я всегда первым кормлю жеребца. Он у нас еще не объезжен, и нрав у него крутой. Стоит ему заволноваться, и он становится неуправляемым. Людей он боится, не любит даже, когда я захожу в конюшню. А поев, становится спокойнее. Поэтому я сразу же иду к нему.

— Понятно, — сказал Торольфур. — Жеребец у вас крупнее остальных лошадей и ограждения его стойла — выше. Правильно? — Бергюр молча кивнул, и Торольфур продолжил: — А почему? Потому что он легко возбуждается и становится неуправляемым?

— Не совсем. Жеребцов всегда ограждают надежнее, чтобы они не контактировали с другими лошадьми. Они могут укусить их, лягнуть — в общем, наделать бед. Даже насмерть забить.

— То есть характер вашего жеребца можно назвать обычным? Никакой особой злобой он не отличается? Ну, раз все жеребцы представляют угрозу для других лошадей, — заметил Торольфур.

— Особой — нет. Жеребцы намного агрессивнее меринов и кобыл, — негромко пояснил Бергюр. — Правда, наш на редкость дикий и жестокий. Могу сказать с уверенностью, хотя в лошадях совершенно не разбираюсь.

— Отлично, — заметил Торольфур, ни к кому конкретно не обращаясь. — Стало быть, вы говорите, что первым делом направились в сты…

— В стойло, — поправил Бергюр.

— Хорошо. Стойло, — произнес Торольфур. — И тут же увидели лежавшего человека. Или кого вы там сразу увидели?

— В общем, примерно так, — ответил Бергюр. — Деталей я не помню, потому что поначалу просто глазам своим не поверил.

— И все же постарайтесь вспомнить, кого вы заметили первым, — упорствовал Торольфур.

— Кажется, сначала лису, а уже потом — человека. Помню, мне бросилась в глаза кровь на соломе. Я еще подумал, что лошадь порезалась. Затем я увидел разорванную лису и решил было, что кровь — ее, но потом… — Бергюр начал задыхаться. С большим трудом ему удалось взять себя в руки. — Ужасно. Там лежал мужчина. Я не знал — жив ли он. Всмотрелся повнимательней и все понял. Мужчина был мертв. — Бергюр несколько раз глубоко вдохнул: — Ужасно. Господи помилуй.

— Странно. Выходит, вы еще не привыкли к подобным зрелищам? — спросил Торольфур, барабаня кончиками пальцев по столу.

Бергюр посмотрел на него со смешанным чувством удивления и страха.

— О чем вы говорите?

— О том, что в течение нескольких дней вы дважды наталкиваетесь на обезображенные трупы. По идее вторая встреча должна пройти намного легче, — заметил Торольфур. — Странное совпадение, не так ли?

— Не понимаю, к чему вы клоните и как я должен реагировать, — пробормотал Бергюр. — Я не собирался вторично натыкаться на труп. Надеюсь, больше со мной такого не случится. Никогда. — Он впился взглядом в лицо Торольфура. — Вы думаете, я имею отношение к этим случаям? Ровным счетом никакого.

— Я ничего не думаю. Может быть, и не имеете. Но все равно факт интересный, правда? — проговорил Торольфур, пристально глядя на Бергюра.

— Абсолютная случайность, — пролепетал тот. — Какие могут быть сомнения!

— И вы не в состоянии объяснить, как такое произошло в вашей конюшне? — напирал Торольфур.

— Не знаю… — Бергюр мучительно искал ответ. — Несчастный случай. Наверное, охотник преследовал лису и случайно зашел туда. Или кто-нибудь пострашнее.

— Пострашнее? Кого вы имеете в виду? — заинтересовался Торольфур.

— Ну, есть мужчины, которые удовлетворяют свои потребности с животными. Может, это один из них, — залился краской Бергюр.

— Тогда он принес бы с собой ящик, чтобы встать на него, вы не считаете? И как в таком случае вписывается в общую картину лиса? И при чем здесь булавки? — сыпал вопросами Торольфур с ледяным лицом. — Все ваши объяснения неправдоподобны.

Бергюр выпрямился.

— Я же не расследую дела! Я понятия не имею, с какой стати он забрел в конюшню. Вы меня спросили, я ответил. Я лично не имею к его гибели никакого отношения.

— Вот и замечательно. Но сарай-то ведь ваш.

— Не сарай, а конюшня. Лошади не домашний скот, их в сараях не держат, — раздраженно сказал Бергюр, но, подавив внезапно охватившее его недовольство, сдержанно прибавил: — Я плохо себя чувствую. Еще не оправился от пережитого ужаса. Боюсь, не смогу больше отвечать на ваши вопросы. — Он опустил голову и уперся взглядом в стол.